Читаем без скачивания [Яой] Система [Спаси-Себя-Сам] для Главного Злодея/ The Scum Villain’s [Self-Saving] System - Мосян Тунсю

Однако сейчас Шэнь Цинцю было не до этих соображений, так что он просто предложил:

— Вперёд, за ней! — махнув рукой в сторону быстро удаляющейся фигуры.

Гунъи Сяо с готовностью согласился, и оба устремились в указанном направлении.

Скрюченная фигура шмыгнула в пятиэтажное здание, даже просто стоя перед которым, невольно представляешь себе грациозно покачивающиеся на ветру «цветочки» [9] и словно воочию ощущаешь запах пудры. Видимо, в прошлом это и впрямь был дворец удовольствий, но нынче его не осеняли звуки игривого смеха — певчие пташки и танцующие ласточки [10] давно его оставили. Из пыльного зала сквозь приоткрытую дверь сочился затхлый воздух.

Отдышавшись, двое заклинателей настороженно переступили порог. Оглядев сваленные в кучу столы и стулья, Шэнь Цинцю бросил взгляд на Гунъи Сяо.

— Давай-ка разделимся и осмотримся. Ты проверь частные покои слева, а я примусь за те, что справа.

С этими словами он отодвинул ближайшую дверь сложенным веером. В сумраке он скорее угадал, чем различил очертания лежащего на кровати человека. Его сердце встрепенулось было, но тут же упало.

На ложе покоился скелет в одеждах из дорогих тканей с искусной вышивкой, сплошь увешанный украшениями из нефрита. Само положение тела говорило о мирной кончине — по-видимому, одна из здешних обитательниц, предчувствуя близость смерти, облачилась в свой лучший наряд, чтобы отойти в мир иной с достоинством. Даже в смерти она приняла самую изысканную позу — видимо, это одно из главных свойств женской натуры. Шэнь Цинцю со скорбным вздохом прикрыл дверь.

В следующих покоях он обнаружил ещё несколько богато разодетых скелетов — похоже, весь бордель вымер в одночасье. Шэнь Цинцю как раз собирался отворить дверь в шестую комнату, когда его слуха достигли какие-то звуки, доносившиеся со второго этажа.

Он тотчас устремился туда, по пятам за ним следовал Гунъи Сяо. Внезапно их слуха достигла фраза:

— Никаких проблем.

Эти два слова словно громом поразили Шэнь Цинцю: он узнал голос. Его рука до хруста сжала веер.

Тотчас наступила мёртвая тишина, не нарушаемая даже звуком дыхания.

Застыв недвижным изваянием на ступенях лестницы, Шэнь Цинцю мог видеть изящно убранную комнату в противоположном конце коридора, где адепты в одеяниях цветов дворца Хуаньхуа сгрудились вокруг высокой фигуры.

В центре комнаты стоял юноша в чёрном с непритязательным с виду длинным мечом за спиной. На словно вырезанном из нефрита прекрасном лице сверкали ясные, будто отражения звёзд в холодном бездонном озере, глаза.

Он сильно вырос, и его нрав явно переменился за это время, но… это лицо, которое с любого ракурса успешно украсило бы обложку любовного романа… Шэнь Цинцю, даже будучи забитым до полусмерти, не спутал бы ни с одним другим!

В тот же момент до боли знакомый механический голос разразился целой серией сообщений:

[Приветствуем вас! Система успешно активирована!]

[Пароль активации: Ло Бинхэ]

[Результаты тестирования: Источник энергии функционирует. Статус в норме.]

[Система вышла из спящего режима и функционирует в рабочем режиме.]

[Обновления загружены. Инсталляция завершена.]

«Да чтоб тебя, какие ещё обновления?!» — в панике возопил Шэнь Цинцю.

[Благодарим вас за использование Системы!]

«Уважаемая служба поддержки, а можно мне сдать этот софт и получить назад свои денежки?»

Примечания:

[1] Копье – иероглиф 枪 (qiāng) может означать как копьё, так и различные виды огнестрельного оружия, но в данном контексте речь, скорее, о копье.

[2] Бычий нос 牛鼻子 (niúbízi) — прозвище даосских монахов, поскольку их причёски — пучки волос — напоминали бычьи или воловьи носы.

[3] Старший монах 大和尚 (dà héshàng) — в букв. пер. с кит. «большой буддистский монах».

[4] Город Цзиньлань 金兰 (Jīnlán) — в пер. с кит. означает «Золотая орхидея».

[5] Ян Исюань 杨一玄 (Yáng Yīxuán) — в пер. с кит. его фамилия означает «тополь», в имени «И» означает «один, целый, вовлечённый всей душой», «Сюань» — «тайный, чёрный, глубокий».

[6] Учэнь 无尘 (Wúchén) — в пер. с кит. его монашеское имя означает «неподвластный мирскому праху (мирским делам)». Его титул — даши 大师 (dàshī) означает «великий мастер».

[7] А-ми-то-фо — Милостивый Будда, то же, что «Амитабха» у индийских буддистов.

[8] Цветочный квартал 花巷 (Huā xiàng) — в пер. с кит. «цветочная аллея» — квартал публичных домов.

[9] Покачивающиеся на ветру «цветочки» 花枝招展 (Huāzhīzhāozhǎn) — идиома, означающая роскошно одетых женщин.

[10] Певчие пташки и танцующие ласточки 莺歌燕舞 (Yīnggēyànwǔ) — идиома, означающая процветание.

Глава 33. Воссоединение. Часть 2

При взгляде на этого знакомого, но всё же чужого молодого человека всё тело Шэнь Цинцю окоченело, а в горле пересохло.

Разве он не должен был явиться спустя пять лет?

Разве ему не полагается сейчас продираться сквозь тернии к величию в Царстве демонов, осваивая всё новые высоты боевого мастерства? Как он проник через барьер Чжаохуа?

Но, возвращаясь к главному: почему на два года раньше?.. Уж не смухлевал ли ты в процессе обучения, Ло-гэ [1] — ведь это может выйти тебе боком!

Шэнь Цинцю охватило необоримое желание развернуться, броситься вниз по лестнице, а затем — вон из Цзиньланя, и так до тех пор, пока он не отряхнёт со своих стоп прах этого чёртова мира. Однако он успел сделать лишь один шаг, тут же врезавшись в Гунъи Сяо.

— Старейшина Шэнь, почему вы отступаете? — изумился тот.

«…Глаза разуй. Взгляни на выражение моего лица и прочувствуй атмосферу, молодой господин Гунъи!»

— Учитель? — раздался тихий мягкий голос за спиной.

Казалось, шею Шэнь Цинцю парализовало, так что ему стоило немалого труда повернуть голову. Лицо Ло Бинхэ оказалось самым страшным, что ему когда-либо доводилось видеть.

Самым пугающим было то, что на нём он не мог найти ни малейших признаков гнева. Его улыбка вовсе не ранила, подобно лезвию ножа — казалось, в ней светилось воплощённое дружелюбие и теплота.

«Я сдамся по доброй воле, тебе не обязательно наводить на меня такой ужас!»

Чем нежнее становилась улыбка Ло Бинхэ, тем более жестокая доля ожидала его соперников — с этим определённо шутить не стоило.

Шэнь Цинцю застыл в дурацкой позе: одна нога на площадке лестницы, другая — на ступеньке, чувствуя, как спина покрывается мурашками.

Неторопливо приблизившись, Ло Бинхэ прошептал:

— Это и правда учитель.

Его голос был невесом, словно пёрышко, и всё же каждое слово, слетающее с его уст, было отчётливым, словно выписанное тушью в воздухе. От звука этого голоса сердце Шэнь Цинцю подскочило, словно он только что сиганул с тарзанки [2] с большой высоты сразу после обливания